Владимир Миронов. Голод. Часть 11. Неделя длиною в месяц / 13 Сентября 1921 / История Ульяновска / Годы и люди

В чем же выражалась эта помощь? Коллективу чекистов, например, поручалось в течение «недели» устроить несколько концертов и спектаклей, на которых провести сбор пожертвований в пользу голодающих как деньгами, так и вещами.

Кроме того, личному составу предлагалось «на определенный срок» увеличить продолжительность своего рабочего времени, отчислять часть пайка, устраивать субботники, собирать пожертвования, а также максимально содействовать «хозяйственным органам в их напряженной борьбе за спасение трудящихся масс от цепких рук голода». Ну, и кончено же, никто не снимал с чекистов их основных обязанностей по «искоренению контрреволюции». Завершалась телеграмма призывом к органам ЧК в предстоящей работе «снова показать свою организованность, пролетарскую сплоченность и революционный порыв».

Пожалуй, самой трудновыполнимой задачей «недели» было отчисление пайка, поскольку, вопреки бытующему ныне мнению, чекисты тогда, мягко говоря, не жировали. Во всяком случае, в Симбирске.

Ровно за год до начала «напряженной борьбы за спасение трудящихся масс от цепких рук голода» – 16 сентября 1920-го, объединенное заседание «Президиумов Комячейки РКП, Комитета служащих и Охраны Труда при Симгубчека» обратилось в Президиум ВЧК с просьбой о помощи из-за тяжелого материального положения сотрудников и служащих «в связи с местными условиями жизни (т.е. неурожаем)».

На тот момент оперативный состав получал паек в размере 17,5 ф. (около 8 кг) муки, а служащие – 6 ф. (чуть больше 2,5 кг) в месяц. Что касается других продуктов, например, масла, то их или выдавали не регулярно или не выдавали совсем, а сахар часто заменяли леденцами.

Дополнить же эти скудные выдачи за счет рынка чекисты в массе своей не могли, получая от 1850 до 2887 руб. 50 коп. в месяц, при том что «рыночный» фунт хлеба стоил 200 рублей. Таким образом, на месячное жалованье сотрудник мог приобрести на базаре от 9 до 14,5 фунтов (от 4 до 6.5 кг) хлеба. Еще раз подчеркиваем – В МЕСЯЦ.

Не удивительно, что чекисты и их семьи голодали. Кроме того, большинству приходилось нести службу в прямом смысле босиком и совершенными оборванцами. При этом рабочий день длился с 9 утра до 5 вечера, и потом еще – с 7 до 9-10 часов ночи, а нередко и до 5-6 утра.

Из-за систематического недоедания и истощения личный состав косили эпидемии, укладывавшие на больничные койки от четырех до шести человек ежедневно.

Чтобы хоть как-то спасти положение, симбирская чекистская общественность и решила обратиться в ВЧК (но «не из-за шкурных или личных вопросов, а исключительно в защиту интересов Республики – стоять стойко на своем революционном посту охраны Революции, ея завоеваний и довести дело борьбы с внутренними и внешними врагами до победного конца для торжества коммунизма») с просьбой разрешить выдачу красноармейского пайка всем без исключения служащим ЧК, так же, как его получали милиция и красноармейцы. Причем, не из ЕПО (потребкооперации), а от военкомата. И еще – удовлетворить личный состав «одеждой и обувью для предохранения от заболеваний».

И вот по прошествии года этим людям предлагалось увеличить их и без того «безразмерный» рабочий день, а также делиться с голодающими своим крайне скудным пайком.

Но, как говорится, если партия скажет: «Надо!», то чекист отвечает: «Есть!». 29 сентября состоялось совещание представителей всех чекистских структур, действовавших на территории губернии, включая транспортные отделы и войсковые части. Обсудив директиву Центра, собравшиеся решили «предложить коллективу чекистов вынести на обсуждение общего собрания коллектива вопрос об отчислении известного процента пайка, как красноармейцев, так и сотрудников ЧК в пользу голодающих, и признать желательным производить таковое отчисление впредь регулярно, что даст возможность прокормить на отчисленное известное число голодающих». Аналогичные меры предлагалось принять и транспортным подразделениям на местах.

Такой почин именно транспортников был важен еще и тем, что он подавал пример железнодорожникам, к которым решили послать специальных агитаторов для «ведения пропаганды… о необходимости увеличения рабочего дня в неделю помощи голодающим для своевременной подачи и подготовки вагонов для разгрузки таковых».

А ударно разгружать их поручалось личному составу 23-го батальона ЧК под командованием товарища Симона. Кроме того, в случае необходимости на бойцов подразделения возлагались и другие работы, например, очистка железнодорожных мастерских. С этой целью красноармейцев надлежало временно освободить от строевых занятий. Все заработанные деньги батальон должен был передать в Комиссию помощи голодающим.

Но даже в эти непростые полуголодные будни чекисты не забывали о праздниках – 11 октября 1921 года президиум ячейки РКП губчека обсуддил вопрос о праздновании трехлетней годовщины Симбирской Чрезвычайной Комиссии.

Торжества назначили на двадцать девятое число «с программой концерта и спектакля». Проходить оно должно было в клубе Дзержинского и начинаться, как водится, с доклад о деятельности организации за прошедший период, сделать который поручили товарищу Крутилину.

Ну, а потом уже можно было и расслабиться, посмотрев какую-нибудь пьеску и упомянутый концерт. Для участия в том и другом товарищу Симонову поручили пригласить «концертантов»: товарищей Дыбина - Лонгер, Емельянова, Королева, Буален, Гласко, Строганова и других. Что касается гонораров поименованным мастерам сценического искусства, а также прочие концертные расходы, то на эти цели с каждого сотрудника причиталось по 2000 рублей. За эти деньги он мог привести с собой на концерт не более одного человека.

А вот поступившее затем предложение товарища Симонова «о проведении грандиозного кабаре-монтер и концерта в пользу голодающих» решили не рассматривать, отложив его до «окончания Октябрьского праздника».

Ну, а пока члены Помгола грезили о будущей власти, а чекисты делились пайками и разгружали вагоны, положение основной массы жителей губернии все ухудшалось. Так, например, по данным за декабрь 1921 года, в Верхне-Тимерсянской волости, настроение населения было подавленное из-за голодовки. И хотя каких-либо серьезных выступлений там не было и не намечалось, однако, на общих собраниях крестьян, проходивших в середине декабря в селах Богдашкине и Новые Алгаши, раздавались «выкрики и поругания по адресу Сов. власти отдельных личностей, конечно, из кулацкой среды». Но милиция, своевременно поставленная об этом в известность, быстро провела расследование, виновных установила, арестовала и отправила в Управление 2-го района Усовмилиции.

Однако, от бунта крестьян, скорее всего, удерживал не сколько страх перед властью, сколько отсутствие физических сил для каких-то активных действий. Например, в Средних Тимерсянах на почве катастрофического продовольственного положения возник очаг брюшного тифа, распространившийся на другие селения, где люди также питались исключительно суррогатами, которые, впрочем, были далеко не у всех – у большинства даже последние их крохи оказались съеденными. Имели место случаи смертей на почве голода и его последствий – тифа, водянки, катара желудка и т.д.

Для борьбы с голодом в уезде окрылись детские столовые, но таковых было недостаточно. Кроме продуктов не хватало также соли, керосина, спичек и денег на приобретение таковых.

В Подкуровской волости Симбирского уезда положение было не лучше. Здесь продовольствие жителям не выдавали аж с октября, поскольку обещанных поставок хлеба через Губсоюз из Сибири так и не было, что фактически обрекало население на голодную смерть. В порыве отчаяния люди толпами выходили к органам власти, требуя хлеба и сопровождая эти требования выкриками антисоветского характера.

За декабрь в волости было зафиксировано 20 случаев смерти от голода. А сотни семей были на грани – лежали по домам, не в состоянии даже передвигаться. Те же, которые еще могли, собирали по полям падаль – кости павших животных, высушивали их, перемалывали и этим хоть как-то питались. У кого еще оставался хоть какой-то скот, забивали его или гнали на рынки. Многие дома в селах стояли заколоченными, поскольку крестьяне массово покидали их и целыми семьями уезжая, кто куда в поисках пропитания.

В начале 1922 года похожая катастрофическая ситуация сложилась и в Мелекесском уезде, где людям тоже приходилось есть павших животных, включая шкуры. А кроме того были отмечены семь случаев трупоедства – поедания тел умерших людей. Но от голодных смертей это не спасало – ежедневно в уезде погибало до 50 человек. Только за февраль, только в трех волостях (в каких именно, в документе не указано) умерло соответственно 463, 459 и 500 голодавших, в общей сложности более 1000 человек.

В этих условиях у милиции появилась еще одна печальная обязанность – сбирать теал умерших на улицах и в домах. Однако и задач борьбы с преступностью с нее никто не снимал.

(продолжение следует)

Все части:

Владимир Миронов. Голод. Часть 1. На пути к катастрофе

Владимир Миронов. Голод. Часть 2. Военный поход на рынок

Владимир Миронов. Голод. Часть 3. «Сначала съедим лошадей, а потом – комиссаров»

Владимир Миронов. Голод. Часть 4. Тучи над городом встали

Владимир Миронов. Голод. Часть 5. Не ходил бы ты, сынок, во солдаты…

Владимир Миронов. Голод. Часть 6. Битва за хлеб

Владимир Миронов. Голод. Часть 7. Продналог вместо разверстки

Владимир Миронов. Голод. Часть 8. Битва за хлеб. Продолжение

Владимир Миронов. Голод. Часть 9. «Везде и всюду одно только пьянство и взяточничество местной власти»

Владимир Миронов. Голод. Часть 10. ПОМГОЛ